войти    регистрация

Другие интересные отзывы

Куба как чеховская пьеса

С островом связан более чем двухлетний отрезок моей жизни и работы собкором ИТАР—ТАСС, в Гаване и по сей день живут мои друзья-кубинцы, с которыми (ну совсем в традиции московских кухонь) много о чем переговорено на веранде корпункта в столичном районе Атабей жаркими тропическими вечерами с их стремительным переходом от пылающего заката к полной темноте.

Первый раз на остров пришлось отправляться в январе 1997 года в обстоятельствах, когда кубинские власти выслали нашего корреспондента Константина Жуковского, который был единственным российским журналистом на острове. Помню разговор перед отъездом со знакомым кубинским дипломатом, который, казалось, не меньше нашего переживал инцидент. Беседовали мы предельно откровенно и даже, каюсь, прибегали порой к русской и испанской ненормативной лексике. 'Пиши правду — на правду у нас не обижаются', — напутствовал меня дипломат, которому по долгу службы приходилось перелопачивать печатные материалы о Кубе. А они тогда (как, впрочем, нередко и сегодня) ни особым тактом, ни знанием истинного положения вещей не отличались.

Для того чтобы заниматься на Кубе сбором журналистской информации, нужно получить специальную визу. Запрашивая ее на сей раз в качестве спецкорра ИТАР—ТАСС, я заявил пресс-секретарю кубинского посольства в Мексике, что в пику всем, спекулирующим ныне на тему 'Что будет на Кубе завтра', хочу разобраться в том, что происходит на Кубе сегодня. 'Конечно, — оговорился я, — совсем без прогнозов обойтись не удастся, однако выступать в роли провидца, как это сейчас делают многие, я не собираюсь'. Не знаю, сколь точен был дипломат, передавая в Гавану мои слова, однако визу мне дали быстро.

Что такое командировка на Кубу для журналиста, которому в свое время судьба подарила возможность проехать остров от восточной оконечности Майси (с которой в хорошую погоду можно увидеть Гаити) до западного мыса Кахон (откуда в ясные ночи различимы огни мексиканского полуострова Юкатан)? Конечно, прежде всего такой приезд — это радость от узнавания мест, где бывал, это звонки старым знакомым. И самое главное — это встречи с людьми. И запланированные, и случайные. О них-то я и хочу рассказать.

Среди запланированных была беседа с начальником международного управления министерства туризма Кубы Марио Фернандесом, который посетовал, что в прошлом году остров посетили всего 27 тысяч наших соотечественников, хотя, по его мнению, поток туристов из России легко мог бы достичь 100 тысяч человек в год. 'Для поездки на Кубу российским туристам не требуется виза, кроме того, к русским у кубинцев отношение особо благожелательное, поскольку нас связывают десятилетия дружбы', — подчеркнул собеседник.

Десять лет назад на высоком официальном уровне вплоть до Фиделя Кастро иностранный туризм воспринимали как некое 'необходимое зло'. Тогда в год на остров приезжало около миллиона иностранных гостей. Сейчас эта цифра удвоилась, и 'о необходимом зле' речь уже никто не ведет. Впрочем, в этот приезд как-то особенно бросился в глаза тот факт, что в самой Гаване туристов поубавилось. Или они стали меньше заметны благодаря тщательно спланированной 'экскурсионной политике'.

Исчезли с набережной Малекон (так же как и с застроенной посольскими особняками 5-й авениды) и проститутки, десять лет назад стоявшие там, будто линейные на параде. Исчезла ли проституция как таковая? Да нет, конечно. Но оказалась куда-то отодвинута. Кстати, вспоминаю разговоры в среде иностранных корреспондентов десятилетней давности. Тогда многие не верили, что борьба с проституцией — это всерьез. 'Ну не будут же они резать курицу, которая несет золотые яйца. До трети туристов из Европы едут в Гавану только за этим', — убеждал тогда меня журналист одного уважаемого западного издания.

Оказалось, что моральная сторона дела для кубинцев в этом случае была важнее экономики. Проблему решили по-кубински мягко, но эффективно. Большинство туристов теперь отдыхают в туристических зонах, таких, как Варадеро, Гвардалавака или Кайо-Коко. Чаще всего используется принцип 'все включено', когда у среднестатистического туриста не возникает желания неорганизованным порядком покинуть территорию отеля.

Кубинцы называют самую известную туристическую зону страны 'автономной республикой Варадеро', подчеркивая тем самым, что полуостров живет по законам, ничего общего не имеющим с кубинской повседневностью. Обособленность Варадеро, однако, не значит, что на Кубе действует та же социалистическая подозрительность и закрытость, как в свое время в СССР. В Гаване, так же как и в других крупных туристических центрах, действуют сотни государственных пунктов проката автомобилей. Только в аэропорту на прилете их как минимум пять. Бери машину и кати куда угодно, хоть через всю страну. Встречайся с кем хочешь. Пожелаешь — останавливайся в гостиницах. Хочешь сэкономить — долларов за тридцать-сорок в сутки селись в частном секторе. Кубинскому государству даже выгоден неорганизованный автотурист, так как он обеспечивает стране куда как больше выручки, нежели те, кто приезжает по 'турпакетам', куда заложена прибыль иностранных посредников.

Ну да, скажут скептики, понесло автора в апологетику замечательного во всех отношениях кубинского социализма. Нет, скажу сразу и честно: розовой краски в моей кубинской палитре не было раньше, не появилось ее и теперь. Другое дело, что и черным мазать, поглядывая сверху вниз на получающуюся картину, я не стану.

Действительно, жизнь при социализме на Кубе во многих отношениях и во многих проявлениях похожа на тот опыт, что приобрело мое поколение еще в СССР. Это и 'ненавязчивая' сфера услуг, и головная боль при решении банальных потребительски-бытовых проблем, и ощущение своей беспомощности перед всеохватывающей, но отчужденной от тебя государственной собственностью.

Вот живой пример. Фотолаборатория неподалеку от туристического отеля 'Коммодор'. Судя по объявлению на табличке, ей работать еще минут пятнадцать. Но двери уже закрыты, и персонал отключает оборудование. Мне надо отпечатать фотографии, чтобы до отъезда отдать их кубинским друзьям. Но по ту сторону стекла делают вид, что меня не замечают. В общем, и мое негодование и реакция (точнее ее отсутствие) персонала фотолаборатории объяснимы. Работникам нет никакой разницы, будут или нет отпечатаны сегодня мои фотографии. Им надо домой. А с общественным транспортом в городе просто беда. Автобуса можно безрезультатно ждать часами. Хорошо если попадется попутка. Тут явное преимущество у молодых и привлекательных кубинок: их водители подсаживают гораздо охотнее.

То же самое в государственном ресторане. Ну совсем как в советские времена. Работник обеспечивает и собственную продовольственную программу, и продовольственную программу родни. А родственные связи на Кубе, как водится в южных широтах, прочны и почти что святы. Кстати, 'гастрономия' — одна из самых востребованных профессий в техникумах и вузах. Но в советские времена рубщик мяса в гастрономе тоже был на первых ролях, и знакомством с ним дорожили доктора наук и заслуженные артисты.

Еще случай из жизни. Ко мне в отель пришел старый друг. Звонит из фойе: 'Игорь, я тебя жду'. Подняться в номер я ему не предлагаю — знаю, откажется. Пока он ждал в фойе, к нему несколько раз подошли и поинтересовались, что он тут делает. А что, в советские времена нас швейцар запросто пускал в гостиницу 'Интурист'? Кстати, сегодня правила смягчились, однако не во всем и не до конца.

Вообще 'социализм по-кубински' соткан из противоречий. Это не хорошо и не плохо: это так. На улицах можно встретить киоски с надписью 'Интернет'. Стоимость услуги ошарашивает — более восьми долларов за час. Если вы иностранец — платите и гуляйте по паутине без ограничений. Если вы кубинец, то ход дальше национальной сети Кубанет вам заказан. Если, конечно, вы не имеете на это права по 'роду деятельности'...

Кубинское партийно-политическое руководство сравнивает Интернет с 'диким жеребцом', который может неопытного наездника даже покалечить. 'Вот так, пичкают, пичкают идеологической вакциной, а к контакту с микробом все равно не подпускают', — пошутил как-то мой хороший кубинский знакомый.

На Кубе я неоднократно задавался гипотетическим вопросом, смогла бы советская идеологическая система, выстроенная 'по-Суслову', пережить Интернет? И всякий раз приходил к мысли, что компьютеризация и социализм, как минимум, не 'близнецы-братья'. Все, что связано с компьютерами, на Кубе весьма жестко контролируется государством, а ввезти их на остров — большая головная боль. В школах компьютеры есть практически повсеместно. Но купить его для частного пользования могут только избранные. Стоит он по меркам бюджета рядовой кубинской семьи астрономически дорого. Тут мы подходим к самой, пожалуй, сложной теме. Как живется кубинцам? Конечно, непросто. А кому из простых людей при социализме жилось легко? Впрочем, тут надо сделать оговорку: экстраполировать наш социалистический опыт при осмыслении кубинских реалий по меньшей мере некорректно. Я ни разу, например, не слышал от кубинцев сетований по поводу того, что начальствующая номенклатура 'ест и пьет в три горла', в то время, как простой народ перебивается на карточном пайке. Ну нет этого на Кубе. Знаю не понаслышке, потому что среди моих знакомых и друзей есть и рядовые кубинцы, и те, кто занимает достаточно видные посты. Служебная машина у министра иностранных дел Кубы Переса Роке — 'жигуленок', причем, не самой первой свежести. Есть ли на Кубе богатые кубинцы? Конечно, есть. Тут оправдывается тезис Остапа Бендера, который утверждал, что если в стране ходят денежные знаки, значит, у кого-то их много. Много денег имеют известные артисты, музыканты, спортсмены, и их материальный достаток протеста у рядового кубинца не вызывает. Этим надо платить, иначе уедут. (Правда, время от времени уезжают все равно). Относительно много денег имеют подпольные дельцы и владельцы частных, разрешенных государством ресторанов.

Обыкновенные кубинские песо — это деньги как бы второго сорта. Однако на них можно отоварить продовольственные карточки или приобрести кое-какие продукты на сельхозрынках. Причем приобрести по ценам, которые порадуют дешевизной тех, кто мысленно пересчитывает все на доллары. По карточкам кубинцы получают базовый набор продуктов: рис, хлеб, яйца, мясо (обычно курятину). Для детей и стариков положены особые нормы, включающие, например, молоко. Все жалуются, что карточная система не обеспечивает нормального питания, и в то же время большинство выступает за ее сохранение. Так и надежнее, и привычнее.

На Кубе никто не голодает. И это не пропаганда. Я как-то задал вопрос на сей счет знакомому кубинскому врачу. Тот в изумлении даже отпрянул: 'Да ты посмотри вокруг, у кубинцев с физиологической активностью все в норме, а по части, сам знаешь какой, еще Европе фору дадим'. Если с продуктами все как-то выкручиваются, то промтовары реально можно купить только за так называемые конвертируемые песо, или 'куки', как их называют сами кубинцы. 'Куки' ввели в 2004 году, отменив свободное хождение доллара. Если вы обмениваете наличные доллары на 'куки', с вас удержат в пользу государства особый налог.

Приток долларов 'в массы' сейчас идет главным образом из-за границы, где проживают 2,5 миллиона кубинцев. США в рамках давно уже ставшей анахронизмом блокады ограничивает поток денег на Кубу, но все равно ежегодно на остров поступает свыше миллиарда долларов в виде частных переводов. Еще один источник валюты — туризм. Иметь в семье хотя бы одного человека с доступом к такому валютному источнику, значит, во многом снять проблемы в части обуви и одежды. Хотя цены на эти товары откровенно задраны. Иной раз просто дух захватывает при виде пары обуви за 60 долларов, которой красная цена долларов 30.

А вот холодильники государство распространяет по льготным ценам. Также по льготным ценам продают кубинцам... лампочки дневного света. Причина проста: они позволяют в разы сокращать потребление электроэнергии. Сегодня обычных лампочек накаливания на острове вы, пожалуй, и не найдете. Что касается завышенных цен на промтовары, то они легко объяснимы: государство таким образом изымает валюту у тех, кто ее так или иначе заполучил, и перераспределяет ее в так называемые общественные фонды потребления. Прежде всего в сферу здравоохранения и образования.

Это традиционный предмет гордости для Кубы, которая добилась продолжительности жизни, как в развитых странах Европы, а по уровню детской смертности даже дает им фору. Причем с проявлениями такой искренней гордости сталкиваешься порой в самых неожиданных местах. Таким местом стал в этот приезд на остров дом Евгения Торроэлья де Бернард, который, как выяснилось, является потомком русских князей Куракиных. Дом Евгения по кубинским меркам — почти дворец. С просторной террасой перед входом, с окнами фасада, выходящими в парк. В комнатах — лепнина на высоких потолках.

'Какая у дома история? — Евгений, переспросив, хитро прищуривается. — Тут все просто — мы с мамой долго жили в старой Гаване в коммуналке, а потом меня назначили секретарем местного райкома партии и выделили этот дом для жилья, чтобы и мне, и маме было поудобнее'. Перехватив мой изумленный взгляд, заразительно хохочет, довольный розыгрышем. 'Да, в этом доме я живу с 1944 года, с рождения. Его купил в 1928 году мой дед по отцу. И по линии матери, и по линии отца все тут жили небедно. Так что одним из первых автомобилей, с которым я познакомился, был 'Кадиллак'. И отец, и дед были врачами, я тоже стал врачом, только ветеринарным'. (Между прочим, несмотря на отчаянное положение с жильем, никто никого после кубинской революции не 'уплотнял': под заселение отдавались только дома, освободившиеся за выездом).

К разговору, несмотря на то, что время близится к полуночи, подтягивается мать Евгения — Татьяна де Бернард-Гейдрих, урожденная де Бернард-Куракина, внучка княжны Марии Федоровны Куракиной. Несмотря на свои 88 лет, она живо включается в беседу. 'Как вам нравится на Кубе?' 'Да вот, — сетую я, — в нынешний приезд на остров как-то особенно бросается в глаза, что на многих улицах неопрятно, дорожное покрытие скорее представляет собой череду выбоин и ухабов'. 'Ну что ж, это все замечают, и не видят, как по этим улицам в школу идут дети в опрятной форме', — неожиданно твердо расставляет детали картины по местам внучка князей Куракиных.

Разговор про ухабы сам собой переключается на то, что потеряли с революцией оставшиеся в стране потомки 'владельцев заводов, газет, пароходов'. 'Тут надо начинать не с того, что я потерял, а что приобрел', — вполне уверенно говорит Евгений. Похоже, что логическая цепочка эта выстроена им давно. Так вот, по мнению потомка русских князей, социальный мир, стабильность, общественная справедливость в ее кубинском понимании и есть главные приобретения карибского острова. 'И до революции, и после как врач-ветеринар я много ездил по провинциям и знаю Кубу изнутри. Дорогого стоит то, что дала революция некогда неграмотным людям, пухшим от голода и умиравшим от банальных инфекций. Ну а я, конечно, потерял 'Кадиллак' и вместо него имею польскую микролитражку неясного возраста и пробега'.

'А вы, Евгений, часом не член партии?' — спрашиваю, несколько смущенный полуночным уроком социалистической политграмоты. 'А как же. Конечно, партиец — вступил в Коммунистическую партию Кубы десять лет назад'. Прикидываю про себя, что возраст у Евгения десять лет назад уже был предпенсионный, что было это в разгар лишений так называемого 'особого периода', наступившего на Кубе с распадом СССР и переводом российско-кубинских отношений на новые принципы. Прикидываю и проникаюсь невольным уважением. Значит, вступал не для карьеры и не в безоблачные времена.

Для справки: пенсия Евгения Торроэлья-де-Бернард чуть меньше 300 кубинских песо. Килограмм колбасы, купленной в лавке сверх карточных норм, обходится кубинцу в 68 песо. Пенсионеры на Кубе, как правило (из правила, понятно, бывают и исключения) самые открытые и искренние собеседники. Их статус не подразумевает политическую корректность, обязательную для кубинского чиновника любого ранга. Впрочем, и с кубинскими чиновниками в этот приезд беседы у меня были, как я уже отмечал, на редкость откровенные. Об одной из них хочу упомянуть особо. В министерстве иностранных дел долго и обстоятельно мы разговаривали с замначальника управления Европы Сантьяго Пересом и с бывшим пресс-секретарем кубинского посольства в Москве Альфредо Ньевесом. С Альфредо, окончившим когда-то Львовское военно-политическое училище, мы знакомы уже больше десяти лет, а с Сантьяго в одно и то же время в 1980 годы учились в МГИМО, так что сдавали экзамены одним и тем же профессорам. Разговор вели на русском. Сантьяго Перес, рассказавший о том, что сейчас делается кубинской дипломатией на восточноевропейском направлении, был настойчив в одной мысли. 'У Кубы с Россией нет расхождений ни по каким международным вопросам'. Говорили о том, как Куба по-прежнему сохраняет контакты с теми россиянами, кто когда-то работал на острове и считает себя другом кубинцев. Тот же маршал Язов не раз приезжал на Кубу по приглашению кубинских властей. Почему? Да потому что в 1960 годы, отмеченные знаменитым Карибским кризисом, командовал на Кубе советской ракетной частью.

'Понимаешь, очень важно, чтобы все у вас и у нас понимали, что у нашей дружбы есть не только прошлое и настоящее, но и будущее', — несколько раз за время беседы повторил Сантьяго. И искренность этих слов дипломата ни на секунду не вызывала у меня сомнений. Откровенно говорили мы о нынешнем положении на Кубе. Затронули и тему болезни Фиделя Кастро. Официально состояние здоровья кубинского лидера объявлено на острове государственной тайной. Так пожелал сам Фидель. Не берусь судить, насколько политически оправдана эта завеса тайны, но, уверен, что, если бы бюллетени о состоянии здоровья кубинского лидера появлялись в СМИ, сторонников и почитателей у Фиделя только прибавилось бы. А домыслов было бы меньше. Потому что 80-летний Фидель борется с болезнью с мужеством, достойным уважения.

Уж сколько замков на песке строили антикастристы, сколько твердили, что режим на Кубе держится исключительно на личности Фиделя. Но вот более полугода Фидель страной не управляет, а выстроенный при нем режим по-прежнему функционирует без видимых сбоев.

Нынешнее состояние дел на Кубе мне напоминает чеховскую пьесу, в которой так называемые подводные течения порой гораздо важнее действия, разворачивающегося непосредственно на сцене. Для понимания природы этих подводных течений совершенно необходимо учитывать ряд принципиально важных обстоятельств, иначе можно впасть в примитивные рассуждения о том, как 'после Фиделя придет капитал из Майами и будет все на острове переиначивать по-живому и на свой манер'. Начнем с того, что боевитость кубинской эмиграции переоценивать не следует. В 1998 году во время кубинского визита Папы Римского в Гавану по такому из ряда вон выходящему случаю приехали эмигранты из Флориды. С парой из них — отцом и сыном — я тогда случайно встретился и разговорился на рынке сувениров, что на 23-й улице возле отеля 'Гавана либре'. Отец, потерявший с революцией недвижимость, большую часть состояния и бизнес, в свои 75 лет не скрывал не потухшей с годами ненависти к социалистическому строю. А вот сыну, моему ровеснику 1959 года рождения, было, пожалуй, наплевать на дела давно минувших дней. У него вся жизнь уже 'была сделана' в Майами, где находился дом, подрастали дети, приносила стабильный доход собственная адвокатская контора. Сын хорошо понимал, что спустя сорок лет попытаться вернуть себе что-то на острове означало бы войну, а воевать ему, сорокалетнему, во всех отношениях благополучному, было ну явно не с руки. Но это все детали, фон.

По-настоящему важно для понимания сегодняшней Кубы другое. Во-первых, кубинский социализм есть феномен, изначально зародившийся не по марксистско-ленинским представлениям о революции и классовой борьбе и не похожий ни на Восточную Европу, ни на Азию. Неслучайно национальный герой борьбы за независимость Хосе Марти в кубинской 'табели о рангах' стоял и стоит выше Маркса и Ленина. Стержнем идеологического наследия Марти (изучение которого на Кубе обязательно на всех этапах образования) был антиимпериализм. А он, антиимпериализм, своей актуальности в Латинской Америке не только не утратил, но и окреп в последнее время. Если в 1990 годы кубинцы осознавали себя как островок антиимпериализма, который держал оборону в мире, скатывавшемся к однополярности, то сегодня направление движения Кубы совпадает с важным региональным общественно-политическим потоком, в русле которого находятся и Венесуэла, и Боливия, и Никарагуа, и даже, если разбираться глубже, Аргентина с Бразилией.

Можно по-разному относиться к интеграционному проекту 'Альба', в который входят Венесуэла, Боливия, Куба и (с этого года) Никарагуа. Но 'Альба' столь же реальна, сколь очевиден провал планов США создать 'под себя' единую зону свободной торговли от Аляски до Огненной Земли. А ведь еще десять лет назад многим казалось, что интеграционный 'вашингтонский экспресс' ничто не остановит и США в итоге 'обустроят' Западное полушарие под свои нужды. Фидель почти полвека, будто Моисей, водил свой народ в поисках справедливого будущего и, вопреки глобальным крахам и потрясениям, сумел-таки обмануть судьбу и время, точнее сказать, дождаться перемен, когда маленькая Куба обрела новых идеологических союзников. Именно это обстоятельство будет, думаю, определять будущее Кубы после Фиделя, которому хочется всячески пожелать выздоровления. Без этого человека трудно, даже невозможно представить историю ХХ века. Влияние масштабной личности Фиделя Кастро легко проецируется и на будущее Латинской Америки, которая в новых условиях путем проб и ошибок пытается порой наивно, но подкупающе искренне реализовать на практике извечное стремление к социальной справедливости. Не знаю, достижима ли она на практике. Опыт моей собственной страны поводов для оптимизма в этом отношении мне лично пока не дает. Также не берусь утверждать, что кубинская реальность являет нам пример такой справедливости. Но это — отдельная тема для обсуждения и осмысления. nми, Жак Ширак остался верен своим жизненным принципам, которым не изменял во имя сиюминутной политической выгоды.

Автор: Игорь Варламов

(оценка читателей 4 из 5)