Впервые в жизни я отдался мужчине. Он был толстый, волосатый, потный. Делал со мной что хотел, доминировал за мои же деньги. Было больно и приятно. Я побывал в турецких банях – «хамАм».
Вообще, я в обычную баню не ходок – слишком жарко и дышать нечем. В Стамбуле бани оказались с человеческим лицом и телом турецкой национальности. При входе дают персональную одноразовую рукавичку. Правда, когда тебя ей натирают, чувство, что ты более одноразовый, чем она.
Раздеваешься в кабинке с топчаном, обматываешь чресла клетчатой тряпочкой (может намек на килт?), ключ на запястье и – пошел. С этого момента ты себе не принадлежишь, ты в надежных, впервые тобой увиденных, мужских руках. Проходишь в главное помещение с центральной мраморной лежанкой и дырочками в куполе над ней. Ложишься на очень теплую (не горячую) плиту, смотришь на дырочки вверху, преешь. Такой режим в кулинарии называется «томление». Притомленного, тебя обнаруживает банщик.
Он, как и все мужчины вокруг – в клетчатых одинаковых тряпочках, закрывающих от пупка до колена. Так что – никаких намеков на альтернативные отношения, тряпочка всегда на тебе. Только внутри душевой кабинки с непрозрачной стенкой и задвижкой мужик остается голый как таковой. А при смене мокрой набедренной повязки на сухую ты стоишь за спецзагородкой по грудь и банщик отворачивается, одновременно протягивая тебе сменку. Так что гордиться или смущаться мне не пришлось. И здесь победил гуманизм и толерантность. «ХамАм» - да, хАмам – нет!
Банщик видит в тебе предмет ежедневного употребления и среднего качества. Так, с большой долей скепсиса и флегмы, начинается помывка. Полувареный, ты ложишься и садишься так, как ему удобно. Он сначала натирает тебя мокрой, потом мыльной варежкой. Уже после мокрой обтирки я почувствовал, что меня стало меньше по краю. Было похоже на мытье молодого картофеля, заменяющее чистку шкурки. Запах мыла узнаваем, такое под названием Дурум стало когда-то одним из первых известных мне турецких товаров.
Были откровения – я и не думал, что мочалкой можно натирать ту часть головы, где должны расти густые и шелковистые волосы. Потом я понял, что это лучшее средство от перхоти – просто стереть ее мочалкой с головы. Вместе с частью головы и окраинами лица. Пена делается так: намыливается тряпочка, из нее сооружается пузырь, он сдувается – вот вам охапка тончайшей пены. Зачем он надел ее мне на голову по плечи – ритуальная тайна турецких банщиков. Я же еще дышал. Пена – единственное, что мне в Турции не понравилось на вкус. Очень горькая.
Потом тебя кладут, ворочают и выдавливают фарш из твоего расслабленного мяса. Этому мешает только то, что ты весь в мыле и ускальзываешь от уставшего мясника. Когда меня накрыли простынкой, я решил, что это пауза, релакс пришел. Но это пришел сам банщик, ногами на мою спину. К концу его ходьбы я стал кричать сильнее, чтобы он понял: я в курсе его массажных идей.
Затем тебя отпускают еще полежать на мраморной площадке рядом с другими отработанными телами. Чтобы восстановить свое обезжиренное мылом тело, можно отдаться масляному массажу. Честно говоря, это еще больнее. Я вначале даже хромал – из моей левой икры выжимали икру, и на груди до сих пор синяки от мужских пальцев. Таков суровый стиль гомогенных отношений. Я потом узнавал – у женщин все по-другому: их массируют нежно, по спинам не ходят, и вообще – они там полностью голые. Ужас какой, хорошо еще, что я в мужское отделение пошел.