Здесь, наверху, все по-другому. Нет ровных линий и прямых углов – вечной квадратуры и планиметрии города, его дорог, домов, окон, дверей. Вместо этого непостоянство горизонта. Нет плоских поверхностей, требующих колеса, здесь право на круглость только у Луны. Погоду определяет не Гидрометцентр, а подошедшее облако – прошло мимо, значит, светло и тепло, если окутало – значит, серо и холодно. Здесь глаз видит нормально тогда, когда солнце в зените, остальное время к освещению невозможно привыкнуть.
[I]Я не бегу близости людей: как раз даль, извечная даль, пролегающая между человеком и человеком, гонит меня в одиночество.[/I]
Здесь, наверху, все по-другому. Нет ровных линий и прямых углов – вечной квадратуры и планиметрии города, его дорог, домов, окон, дверей. Вместо этого непостоянство горизонта. Нет плоских поверхностей, требующих колеса, здесь право на круглость только у Луны. Погоду определяет не Гидрометцентр, а подошедшее облако – прошло мимо, значит, светло и тепло, если окутало – значит, серо и холодно. Здесь глаз видит нормально тогда, когда солнце в зените, остальное время к освещению невозможно привыкнуть.
Вечером небосклон делят между собой Луна и Солнце, смешивая несовместимые палитры, так что если стать лицом к Тибету, чувствуешь одесную лунный холод, а ошуюю солнечное тепло, и радость от раздвоения личности вполне обоснованна. Ночью на небе не звезды, а безумие серебра, которое швыряется вниз горстями с невиданной щедростью. Сон нейдет, и среди пустоты покатого склона загадываешь желание за желанием.
…днем иду все выше и понимаю: чтобы описать увиденное, необходимо найти критерии для сравнения. Однако их нет, поэтому либо изобретай новые слова, либо молчи. Пытаюсь вспомнить описания гор в литературе, описания такие, которые бы "включали" горы в ежедневные категории пространства. На ум ничего не приходит, кроме грудей царицы Савской из "Копей царя Соломона", отрывков из Тициана Табидзе да шлимановского Гиссарлыка. Первое – довольно смешно, второе – связано с грузинским фольклором, третье – с Гнедичем… И что, спрашивается, делать? Научные тексты не предлагать :)
Незаметно кончаются деревья, их сменяет стелющийся можжевельник, потом мелкий кустарник, наконец только сухая жесткая трава, лишайники на камнях и два-три вида цветов, которые между жизнью и смертью, – вроде и цветут, но если сорвать, то сразу сгодятся в икебану – совершенно засушенные.
Последние коровы и последняя зелень. И то это потому, что ручей протекает
Рядом с поляной одноэтажная постройка. Она может претендовать на слово "дом" – хорошо сложенные стены с крышей ярко синего цвета и дверьми. Но внутри сыро. На земляном полу лежат несколько грубо выточенных деревянных посохов и лопата. Том берет ее со словами: "пригодится делать ступени, а на обратном пути вернем". Действительно, на перевале, который вскоре становится виден, лежит снег. Зря я не взял кошки. Съедаем по яблоку, глядим на коров и идем дальше.
Том чистит яблоко
[I]Однажды жаловался одному автостопщику со стажем, что нет возможности поехать в кругосветку. Он возразил, что с умением хорошо болтать проехать большое расстояние – не вопрос. С "болтать" проблем точно нет, сложность в другом. Для меня в путешествии важен душевный комфорт, что зачастую выражается в молчании либо ограниченном общении – то есть общении с тем, с кем интересно. Если же ехать автостопом, то выбирать – общаться или не общаться – не приходится. А приходится постоянно подстраиваться под очередного конкретного человека, травить байки, говорить на интересные ему темы. Так можно путешествовать три-четыре дня, потом жутко надоедает. К тому же добраться автостопом в район Аннапурны вообще задача не из легких – не представляю, как можно уговорить местных водителей провезти бесплатно, не зная непали. [/I]
В общем, если кто собирается в кругосветку, дайте знать, а пока…
Шеститысячники Dhampus и Thapa. Как я понял, это все-таки две разных горы, а не два названия одной и той же
Удивляет наглость облаков. Обычно огромные горы всегда выше кучевых облаков, а здесь – нет. Облака и тучки спокойно поднимаются на 6 км, и даже выше восьми. Например, спокойно перелезают через Дхаулагири.
После полудня джомсомская роза ветров начинает закидывать облаками нас. Пока только ошметками, правда. Ветер усиливается с каждой минутой. Видя это, Том говорит, что лучше идти по сокращенке, чтобы разбить палатку до того, как стемнеет и станет холодно. Что он имеет в виду, я понимаю чуть позже.
Сокращенка дается нелегко – на альтиметре более четырех километров, идем все медленнее, и дышать приходится все чаще. Но пока облака сюда не добрались, тепло и даже жарко.
Идем по гребню
Вид назад. Синяя точка внизу – дом с крышей, возле которого пасутся коровы
К четырем пополудни доходим до двойного водораздела – сверху текут две небольшие речки, за много лет прорезавшие ущелья. Переходим оба потока и останавливаемся. Высота примерно 4700. Том идет набирать воду, я ставлю палатку. Очень мешает ветер. Порывы иногда настолько сильные, что меня качает, и, несмотря на то, что палатка штурмовая, ее рвет буквально на части. Ставлю дополнительные колышки, натягиваю леера, которые приходится закреплять булыжниками – иначе ветер в течение нескольких минут колышки из земли вытаскивает.
Внезапно стемнело – подошло большое облако. Температура упала сразу где-то градусов на 7-8, ветер ледяной, и холод схватывает тело настолько быстро и сильно, что мы судорожно надеваем теплые вещи. Том надевает шапку, достает неимоверной длины цветастый шарф, сотканный женой, заматывает им голову, горло и лицо…
…я надеваю толстовку, ветровку и непальскую шапку из ячьей шерсти…
… но и этого мало – Том еще заматывается в плед.
Следующее облако приносит снег. Но он заканчивается быстро – ветер настолько сильный, что облако пролетает за несколько секунд. Прячем вещи под целлофановую пленку, наваливаем по бокам камней, и я обкладываю булыжниками весь периметр палатки, прижимая колышки, – они уже вылезли из земли где-то на треть. Из-за высоты работать приходится с перерывами на отдых – не хватает дыхалки.
Интересно, что где-то на полкилометра выше ветер не только стихает, но и меняется на полностью противоположный – видно, как из-за перевала облака вышвыривает в обратном направлении. Едва показывается солнце, становится жарко, но раздеваться нет смысла, потому как на подходе новая порция облаков.
Солнце светит под таким углом, что больно глазам. Облака меняют окружающее пространство, как в калейдоскопе. Невозможно сидеть сложа руки – беру фотоаппарат и поднимаюсь выше по склону, стараясь держаться ущельица или прятаться за камни, потому что на открытом пространстве ветер сбивает с ног. Делаю фото, стараясь, чтобы палатка попала в кадр.
Облака с перевала идут назад
Нас накрывает очередное облако снизу. Белая заснеженная вершина по центру – справа от нее в небольшой седловине Восточный перевал, туда мы пойдем завтра
Свет совершенно безумный
Том забрался в палатку и спит. К концу дня решаю подняться повыше, чтобы поймать закат, но понятно, что до него не доживу – превращусь в сосульку.
Пик Тиличо
Он же крупным планом
Спрятавшись за камнем от ветра, надев капюшон и наглухо задраив куртку, смотрю наверх, пытаясь понять, где и как мы будем подниматься с утра. Из-за горы хищным змеиным движением высовывается язык облака. Когда край его зависает над перевалом, делаю фото и бегу вниз – замерз.
О размерах. Если в любое место этой фотографии поместить человека, его не будет видно
Когда становится темно, греем на горелке воду, делаем лапшу. Открываем консервину с тунцом и смешиваем ее с тзампой. Съедаем несколько помидоров. Готовить приходится внутри палатки при застегнутом входе и едва открытом окошке, иначе газ задувает ветром. Мытье посуды оставляем на завтра.
Долго думаю – выйти, пардон, пописать или ну его на фиг? Все-таки выхожу. Приплясываю босичком на склоне, развернувшись по ветру, и созерцаю Луну. Что-то блестит на склоне в лунном свете. Это замерз ручей, который еще несколько часов назад тихо журчал. За пару минут с неба срывается более десятка звезд. Если сбудется все, что загадал, счастливым человеком буду!
Перед сном кипячу литр воды, заливаю во флягу и, как англичанин, кладу ее внутрь спальника в ноги. К утру уже не фляга греет ноги, а наоборот.